Онъ пролилъ токи слезъ, какiя множитъ радость,
Производя въ душѣ по тяжкихъ скорбяхъ сладость;
И только рѣчь сiю промолвить въ плачѣ могъ:
530 Законъ Россiйскiй святъ! великъ Россiйскiй Богъ!
Надъ нимъ летающа съ трубою зрѣлась Слава,
Въ очахъ, въ лицѣ его ликуетъ вся держава;
Подобенъ небесамъ его казался взглядъ;
Съ оруженосцами онъ шествуетъ во градъ.
535 Такъ видится луна звѣздами окруженна;
Иль множествомъ цвѣтовъ въ лугахъ весна блаженна;
Или объемлемы волнами корабли;
Иль между селъ Москва стояща на земли:
Его пришествiе побѣда упреждаетъ,
540 И слава подданныхъ Монарха услаждаетъ,
Адашева обнявъ вѣщаетъ наконецъ:
Не устыдится мной ни дѣдъ мой, ни отецъ;
Не устыдишься ты моею дружбой нынѣ,
Не именемъ я Царь, я славлюсь въ Царскомъ чинѣ;
545 Но славенъ Богъ единъ! Сiя кротчайша рѣчь
Заставила у всѣхъ потоки слезны течь.
И Царь, достигнувый подъ самы градски стѣны,
Увидѣлъ вдругъ свои поверженны знамены.
Какъ агнцы робкiе Россiяне текутъ,
550 Вѣщаютъ съ ужасомъ: тамъ рубятъ и сѣкутъ!
Какъ язва жителей терзающа во градѣ,
Или свирѣпый тигръ ревущiй въ агнчемъ стадѣ:
Такъ сильно дѣйствуетъ надъ воинами страхъ,
И мещетъ ихъ со стѣнъ, какъ буря съ камней прахъ;
555 Царя бѣгущихъ вопль и робость огорчаетъ,
Печальный оборотъ побѣды видѣть чаетъ.
Уже изторгнувъ мечь, онъ самъ во градъ дерзалъ,
Но посланный къ нему Алеемъ мужъ предсталъ.
Явились истинны лучи во темномъ дѣлѣ;
560 Не ужасъ гонитъ ихъ, корысть влечетъ отселѣ,
И сребролюбiе сражаться имъ претитъ.
Тотъ робокъ завсегда, кого сребро прельститъ!
Алеемъ посланный Царю сiе вѣщаетъ:
Ни стыдъ отъ грабежей, ни страхъ не отвращаетъ;
565 И естьли Царь сея алчбы не пресѣчетъ,
То вскорѣ самъ Алей изъ града потечетъ,
Едва крѣпится онъ!… Смущенный Царь рѣчами,
Велѣлъ опричникамъ приближиться съ мечами;
И симъ оплотомъ бѣгъ текущимъ преградить,
570 Велѣлъ забывшихъ честь Россiянъ не щадить.
Въ румяномъ облакѣ Стыдъ хищникамъ явился,
Корысти блескъ погасъ и въ дымъ преобратился,
На крыльяхъ мужества обратно въ градъ летятъ,
За малодушiе свое Казани мстятъ.
585 Трепещетъ, стонетъ градъ, рѣками кровь лiется,
Послѣднiй Россамъ шагъ къ побѣдѣ остается;
Разтерзанъ былъ драконъ, осталася глава,
Зiяюща еще у Тезицкаго рва.
Подобны вихрямъ, внутрь пещеры заключеннымъ,
590 И плѣномъ собственнымъ и тмой ожесточеннымъ,
Которы силятся въ движеньѣ и борбѣ,
Сыскать отверзтiе чрезъ своды горъ себѣ,
Казанцы воинствомъ Россiйскимъ окруженны,
Противоборствуютъ громами вкругъ раженны;
595 Прорваться думаютъ сквозь тысящи мечей,
Текутъ; но не они, то крови ихъ ручей;
Волнуются, шумятъ, стѣсняются, дерзаютъ;
Но встрѣтивъ блескъ мечей, какъ тѣни изчезаютъ.
Князь Курбскiй и Алей полками подкрѣпленъ.
600 Ни тотъ сраженiемъ, ни сей не утомленъ,
Подобны тучамъ двумъ казалися идущимъ,
Перуны пламенны въ сердцахъ своихъ несущимъ,
Котора вдалекѣ блистаетъ и гремитъ;
Возходятъ вверьхъ горы, гдѣ Царскiй Дворъ стоитъ.
605 Тамъ робкiй Едигеръ съ женами затворился,
Сорывшись отъ мечей, отъ страха не сокрылся.
Отчаянье туда вбѣжало въ слѣдъ за нимъ;
Свѣтъ солнца у него сгущенный отнялъ дымъ;
Казалось, воздухъ тамъ наполнился измѣны:
610 Земля вздыхаетъ вкругъ, трепещутъ горды стѣны;
Рыданiе дѣтей унылы вопли женъ;
И многими смертьми онъ зрится окруженъ…
Еще послѣднiе его полки бiются,
Послѣдней храбрости въ нихъ искры остаются;
615 Тѣнь мужества еще у Царскихъ вратъ стоитъ,
Волнуется и входъ Россiянамъ претитъ;
Усердiе къ Царю насильства не впускаетъ,
Почти послѣднiй вздохъ у праговъ изпускаетъ;
Но силится еще Россiянъ отражать.
620 Возможноль тлѣннымъ чемъ перуны удержать?
Алей и Курбскiй Князь, какъ вихри напряженны,
Которыхъ крылiя къ дубравѣ приложенны,
Лѣсъ ломятъ и ревутъ: Князь Курбскiй съ копiемъ,
Алей по трупамъ тѣлъ бѣжитъ во рвы съ мечемъ;
625 Какъ будто Ахиллесъ гремящъ у вратъ Скiискихъ.