Собрание сочинений - Страница 30

             Зефиръ лицу ея прiятства придавалъ,
   140          Онъ тихими надъ ней крылами повѣвалъ;
             И прелести отъ глазъ ея не отступали;
             Глаза сомкнувшися, огонь въ сердца метали.
             Увы! когда совсѣмъ откроются они,
             Коль сильно могутъ жечь ея очей огни!
   145                    Алей на сонную умильный взоръ возводитъ;
             Остановляется, трепещетъ, къ ней подходитъ,
             Что значитъ? мыслилъ онъ, что значитъ, что она
             Въ безмолвномъ семъ лѣсу покоится одна?
             Увы! она меня вторично въ узы ловитъ.
   150          Обманы новые Сумбека мнѣ готовитъ….
             Такъ мыслилъ Царь, еще разсудкомъ озаренъ,
             Онъ хощетъ, какъ Улиссъ, избѣгнуть отъ Сиренъ.
             Видѣнье на горѣ и лесть ея напомнилъ,
             Намѣренье свое почти уже исполнилъ;
   155          Глаза отъ прелестей Сумбеки отвратилъ.
             Увидя то Эротъ, за грудь его схватилъ,
             И въ сердце прелетѣвъ, воскрикнулъ велегласно:
             Жестокiй! страшно ли тебѣ лице прекрасно?
             Оно орошено потокомъ слезъ теперь….
   160          Разсудокъ вопiялъ: не вѣрь сему! не вѣрь!
             Вгляни на прелести, любовь ему вѣщала,
             И взоры къ прелестямъ неволей обращала.
             Тогда Кипридинъ сынъ въ кругахъ воздушныхъ скрытъ,
             Своимъ дхновенiемъ ее животворитъ:
   165          Сумбека взоръ стыдомъ исполненный подъемлетъ,
             И сердце у Царя почти уже отъемлетъ,
             Взоръ въ грудь ему проникъ, какъ солнце сквозь хрусталь,
             Онъ съ прелестью вмѣщалъ притворство и печаль;
             Печаль смягчающу сложенiя суровы,
   170          Дающу новыя любовникамъ оковы,

                       На прелести ея взводящiй томный взглядъ,
             Алей горѣлъ огнемъ и пилъ любовный ядъ.
             Куда сокроюсь я? Сумбека говорила;
             Закрыла очеса, но хитрость ихъ открыла;
   175          Алея покорить, Алея удержать,
             Вздохнула, двигнулась и хочетъ убѣжать.
             Казалось, Грацiи токъ слезный проливали;
             Наяды плакали, Амуры унывали;
             Свернулись вдругъ цвѣтки, стенали древеса;
   180          И капли слезныя излили небеса,
             Кропили оными и розу и лилею.
             Алей не камень былъ; какъ тверду быть Алею!
             Сумбекинъ взоръ Царя въ неволѣ удержалъ;
             Герой изчезъ! и рабъ у ногъ ея лежалъ.
   185          Дрожащимъ гласомъ рекъ: пойдемъ въ Свiяжскъ отсюду;
             Здѣсь я врагомъ кажусь, твой плѣнникъ тамо буду!
             Приданымъ дать должна Казань свою мнѣ кровь;
             Россiя увѣнчать мою съ тобой любовь!….
             Сiя пристрастна рѣчь Сумбекѣ изъявила,
   190          Что сердце въ немъ любовь стрѣлами уязвила.
             Сумбека вобразивъ, что ей супругъ велѣлъ,
             Своихъ прiятностей не пожалѣла стрѣлъ.
             Прельщай! еще прельщай! притворство вопiяло,
             Которо близь ея невидимо стояло;
   195          Оно, Сумбекины умноживъ красоты,
             Казало розовы въ ея устахъ цвѣты;
             Улыбка нѣжная, пронзающiе взгляды,
             Во грудь Алееву вливали медъ и яды,
             Сумбеку подкрѣпить, съ стрѣлой Эротъ летитъ,
   200          И ею дѣйствуетъ, въ очахъ ея сокрытъ;
             И внемлетъ Царь отъ ней сiи слова жестоки:
             Невѣрный! видѣлъ ли мои ты слезны токи?
             Они въ долинѣ сей лилися по тебѣ;
             Что дѣлать мнѣ теперь при злой моей судьбѣ?
   205          Ахъ! слезы мнѣ теперь послѣдняя отрада!
             Жестокiй! для тебя я выслана изъ града;
             Съ младенцемъ я моимъ гониму зрю себя,
             Отъ подданныхъ моихъ гониму за тебя;
             Они любовь мою и вѣрность Сафгирею,
   210          Почли къ тебѣ, Алей, суровостью моею;
             Велятъ нещастной мнѣ, твой знатный родъ любя,
             Или оставить тронъ, или смягчить тебя.
             О коль послѣднее велѣнье мнѣ прiятно!
             Сама итти въ Свiяжскъ хотѣла я стократно;
   215          Хотѣла предъ тобой потоки слезъ пролить,
             На твой престолъ тебя хотѣла умолить.
             Но я напасть мою какъ будто предузнала,
             Предстать очамъ твоимъ я прежде не дерзала,
             Доколѣ не могла сомнѣнiевъ пресѣчь;
   220          Для нихъ была должна супружнинъ гробъ сожечь;
             Боролась съ жалостью, боролася со страхомъ,
             Дабы не уличалъ меня и симъ ты прахомъ.
             Взгляни на гробы ты, на пепелъ ихъ взгляни!
             Усердiе мое къ тебѣ явятъ они.
   225          Но пользуетъ ли мнѣ такое увѣренье?
             Во градѣ вижу я, внѣ града подозрѣнье!
             Увы! суровыя смягчились небеса,
             И камни тронулись, и дикiе лѣса;
             Все, все въ дубравѣ сей, ахъ! все преобразилось!
   230          Лишь сердце для меня твое не умягчилось!