На всю вселенную, какъ солнечны лучи.
Лучами шаръ земный ты солнце освѣщаешь,
И грады оными и степи посѣщаешь:
415 Подобно стрлы такъ изъ рукъ любви летятъ,
Равно Владѣтеля и пастуха язвятъ;
И щастье равное они тогда вкушаютъ,
Когда свои сердца любовью утѣшаютъ.
Что живостью цвѣтовъ на льнѣ изображалъ,
420 Художникъ въ томъ живой натурѣ подражалъ:
Тамъ гордыя древа долины осѣняли,
И кажется, они верхи свои склоняли:
Межъ камней извившись источники кипятъ,
И мнится, на стѣнѣ написанны шумятъ;
425 Тамъ кажется Нарцисъ еще глядитъ въ потоки,
И будучи цвѣткомъ, пущаетъ слезны токи;
Нещастный Адонидъ, ставъ жертвою любви,
Еще является на стеблѣ во крови.
Алей на все взиралъ, взиралъ и возхищался;
430 Но бодрый духъ его слабѣлъ и возмущался;
Толико мысли онъ въ забавы углубилъ,
Что друга вѣрнаго Гирея позабылъ.
Другъ часто близокъ къ намъ во отдаленьи трона,
Но въ немъ лишь видѣнъ Царь, когда на немъ корона.
435 Алей возшедъ на тронъ, въ день щастья своего
Не помнитъ дружества, но помнитъ другъ его!
Казанцы жизнь при немъ предвидящи щастливу,
Морскому въ оный день подобились приливу,
Который Царскiй домъ какъ море наполнялъ:
440 Весь градъ передъ Царемъ колѣна преклонялъ;
И вѣрность радости свои вездѣ трубила.
Алея подлинно Казанска чернь любила;
Уже два раза онъ сердцами ихъ владѣлъ,
Какъ будто о своемъ, о благѣ ихъ радѣлъ;
445 Имѣли въ немъ они отъ сильныхъ оборону.
Алею поднесли порфиру и корону;
Не страшны Россы имъ, не страшенъ Асталонъ,
Когда прiосенитъ Алей Казанскiй тронъ.
Но зависть и раздоръ среди вельможъ летаютъ,
450 Которыя Царя наружно почитаютъ.
Сiи двѣ фурiи, тревожа ихъ сердца,
Неволятъ ихъ алкать Казансаго вѣнца;
И каждый думаетъ Алею быть подобенъ,
Иль паче, нежель онъ, владѣть Ордой способенъ.
455 Но завистью Сагрунъ сильняе всѣхъ горитъ,
Онъ взоры пламенны кидая, говоритъ:
Какiе подадимъ мы слухи нынѣ свѣту,
Избравъ того Царемъ, кто врагъ и Махомету,
Кто рабствуя Царю Московскому служилъ,
460 И можетъ быть его на насъ вооружилъ?
Или мы собственныхъ достоинствъ не имѣемъ,
Что выбрать во Царя другъ друга не умѣемъ?
Но прервалъ рѣчь его Гирей, Алеевъ другъ,
Вельможей собранныхъ вступивъ въ мятежный кругъ:
465 Не льзя противиться, онъ рекъ, судебъ уставу,
Алею отдаютъ они его державу;
Державу, до сего носиму имъ не разъ;
Кто смѣетъ быть Небесъ противникомъ изъ насъ?
Не вѣру толковать вѣнчается Владѣтель;
470 Онъ въ поданныхъ вселять обязанъ добродѣтель,
Кто лучше озаритъ Казанскiй ею тронъ?
Кто лучшiй дастъ примѣръ въ геройствѣ, коль не онъ?
О! естьли исполнять хотѣнiя сердечны;
На царство выборы здѣсь будутъ безконечны,
475 И будемъ въ пренiи о тронѣ мы вовѣкъ.
Начальствовать другимъ желаетъ человѣкъ;
Но царство возмутивъ, утратимъ мы свободу,
Однако отдадимъ сiе на судъ народу:
Народомъ подкрѣпленъ бываетъ Царскiй тронъ,
480 Да скажетъ, симъ Царемъ доволенъ естьли онъ?
Спросилъ, и гласы ихъ каки волны зашумѣли,
Казанцы собранны согласну мысль имѣли;
Не слышно, кромѣ сихъ торжественныхъ рѣчей:
Пусть нами царствуютъ съ Сумбекою Алей!
485 Сребристая луна на горизонтъ вступила,
Но радости въ сердцахъ она не усыпила;
Стараясь удержать во градѣ ясность дни,
Казанцы возгнѣли блестящiе огни;
Веселость подданныхъ наружны кажутъ блески,
490 Восходятъ къ облакамъ торжественные плески;
Какъ шумъ морскихъ валовъ, достигъ къ чертогамъ гласъ:
Да наши радости возрадуютъ и васъ!
Сумбека нѣжностей подъ пепломъ искру крыла;
Тронъ твой, и я твоя, Алею говорила;
495 Съ моимъ сливаются народныя сердца;
Отъ нихъ и отъ меня прiемлешь два вѣнца;
Одинъ Царемъ тебя творитъ надъ сей страною,
Другой надъ волею моей и надо мною.
По мнѣ сей градъ, престолъ и весь народъ есть твой;
500 А съ нами примирясь, смири Казань съ Москвой;
Мы ей селенiя за-Волжскiя уступимъ,