Вкругъ Белта внемлю я Московской славы звукъ;
Мятежная Литва, какъ агнецъ, усмирилась,
500 И Нарва съ трепетомъ Россiи покорилась;
Тревожный Новгородъ на вѣки укрощенъ:
Побѣдами покой народамъ возвращенъ;
Поляковъ усмиривъ, я царствую во славѣ;
Сосѣдямъ миръ дарю, и миръ моей державѣ….
505 Престань тщеславиться! смиренный старецъ рекъ,
И знай, что ты не Богъ, но смертный человѣкъ;
Блаженства самъ себѣ не можешь ты устроить,
Коль щастьемъ Богъ тебя не хощетъ удостоить.
На оживленныя картины взоръ простри;
510 Будь твердъ, и суету земнаго щастья зри:
Вдругъ виды страшные Монарха поражаютъ;
Тамъ отрока въ крови листы изображаютъ;
Обвившись змiй кругомъ, гортань его грызетъ,
Кто отрокъ сей? Монархъ ко старцу вопiетъ.
515 Я зрю жену надъ нимъ рыдающу, стенящу,
Терзающу власы, и жизнь пресѣчь хотящу….
Ты видишь мать его, вѣщаетъ Вассiянъ,
Се сынъ твой! се твоя супруга, Iоаннъ!
О славолюбiя неслыханное дѣйство!
520 Корысти поострятъ убiйцевъ на злодѣйство;
Димитрiй въ юности увянетъ, яко цвѣтъ.
Царь стонетъ, и едва на землю не падетъ;
Но въ немощи его пустынникъ подкрѣпляетъ;
Во свѣтлыхъ небесахъ Димитрiя являетъ.
525 Скрѣпися, рекъ Царю, во славѣ сына зри,
Какой не многiе причастны суть Цари;
Неувядаему корону онъ получитъ;
Во адѣ вѣчный огнь его убiйцевъ мучитъ.
Спокоило Царя видѣнiе сiе;
530 Но гдѣ, онъ вопросилъ, потомство гдѣ мое?
Какъ вихремъ нѣкакимъ мгновенно отдѣлились,
Вдругъ многiе листы во книгѣ преложiлись.
Не все изпытывай, пустынникъ рекъ Царю;
Я вѣтьви твоего потомства отворю:
535 Ѳеодоръ царствуетъ! не буди безотраденъ;
Но въ немъ изсякнетъ кровь, онъ кончитъ жизнь безчаденъ.
Со стономъ Iоаннъ, потупя взоръ, молчалъ;
По томъ на небеса возведъ глаза вскричалъ:
Ты, Боже! зиждешь все, Твоя да будетъ воля!
540 Тобой предписана моя мнѣ въ жизни доля;
Но мучится мой духъ, и слезный токъ течетъ,
Что корень Рюриковъ судьбина пресѣчетъ.
Не сѣтуй! старецъ рекъ: твой плодъ не изтребится,
Но долженъ въ нѣдра онъ на время углубиться,
545 Въ благословенной онъ утробѣ прозябетъ,
И выступитъ по томъ торжественно на свѣтъ;
Отъ вѣтви, Царскому колѣну прiобщенной,
Изыдутъ отрасли въ Россiи возмущенной;
Какъ сильный кедръ, они до облакъ возрастутъ,
550 Народы ликовать подъ сѣнью ихъ придутъ;
Россiя возгремитъ, и славу узритъ нову!
Но нынѣ обрати твой взоръ ко Годунову,
И другъ и родственникъ онъ сына твоего;
По немъ прiемлюща ты зришь вѣнецъ его;
555 Ты видишь вкругъ его рѣками кровь текущу,
Стенящу истинну, невинность вопiющу.
Царь въ черныхъ мракахъ зритъ преемника сего;
Какъ облакъ носится печаль кругомъ его;
Не веселитъ души ни трономъ онъ, ни славой;
560 Рукою держитъ мечь, другой сосудъ съ отравой;
Крѣпитъ на тронѣ власть кровавымъ онъ перомъ;
Но видитъ молнiи, вдали внимаетъ громъ,
Смущенные глаза на тучу взводитъ черну,
И Годунова тронъ подобенъ зрится терну.
565 Кто дни спокойствiя Царева погасилъ?
У Вассiяна Царь со стономъ вопросилъ.
Раскаянье и грѣхъ, пустынникъ отвѣчаетъ,
Убiйца Дмитрiевъ отравой жизнь скончаетъ.
Смотри, какъ дѣйствуетъ въ его утробѣ ядъ;
570 Отрепьева на тронъ Поляки протѣснятъ;
Димитрiй убiенъ, но имянемъ возстанетъ;
Отмщенье въ образѣ чернца перуномъ грянетъ,
И сына Царскаго на тронѣ умертвитъ.
Но горести въ Москвѣ Отрепьевъ оживитъ;
575 Не есть и не было толикихъ золъ примѣра:
Благочестивая тѣснима будетъ вѣра;
Въ Россiи тишина изчезла, яко дымъ,
Тамъ страждетъ Патрiархъ въ темницѣ Iакимъ;
Латинской вѣрою и лестью упоенный,
580 Игнатiй жезлъ беретъ и санъ первосвященный;
Ко благочинiю утратилась любовь;
Сыновъ отечества рѣкой лiется кровь.
Изъ рукъ Отрепьева перунъ въ столицѣ грянулъ;
Но Шуйскiй на него съ мечемъ отъ сна возпрянулъ;
585 Онъ, пламенникъ нося, отъ Россовъ гонитъ страхъ,
Предавъ огню чернца, его развѣялъ прахъ,