И терна межъ цвѣтовъ не чувствуя она,
Склонила злобнаго къ совѣту Сагруна;
295 Признанiемъ болѣзнь сердечну облегчила;
Нещастная! она злодѣю мечь вручила;
Открылась во всей мучительной любви,
Возобновленный жаръ казала во крови,
Но миръ уставленный, прiятный миръ съ Османомъ,
300 Еще прикрасила лукавствомъ и обманомъ;
Повѣдала она предвозвѣщанья тѣ,
Которы ей изрекъ супругъ ея въ мечтѣ,
Что грома страшнаго не будетъ слышно брани,
Доколѣ Царь Алей не выдетъ изъ Казани.
305 Коль мнѣ изгнать его, возкрикнула она,
Мгновенно закипитъ кровавая война;
Когда съ нимъ купно жить, и здѣсь Царя оставить,
Спокойства сладкаго не можно мнѣ возставить;
Что дѣлать, и къ чему нещастной прибѣжать?
310 Того люблю, того не смѣю раздражать.
Сагрунъ, который ихъ какъ тартаръ ненавидѣлъ,
Вяимая рѣчи тѣ, вблизи надежду видѣлъ;
Надежду лестную, котора наконецъ
Казанской для него вдали плела вѣнецъ;
315 Густыми мраками лукавства онъ увился,
Недоумѣющимъ, задумчивымъ явился;
Не показующiй измѣны никакой,
Нахмуренно чело дрожащей теръ рукой;
По томъ какъ будто бы тревожась и робѣя,
320 Вѣщалъ: усилила Царица ты Алея;
Мы бременемъ его руки угнетены;
Кѣмъ сѣти для него быть могутъ сплетены?
Я только то скажу, что жалость я имѣю;
Но далѣе вѣщать не долженъ и не смѣю.
325 Вѣщай, и не страшись, Сумбека вопiетъ;
Ахъ! естьли грѣхъ любить, такъ цѣлый грѣшенъ свѣтъ.
Увы, нещастная! но я вѣнца лишуся,
Когда отсель изгнать Алея соглашуся;
Слова пророчески могуль пренебрегать?
330 Могу ли завсегда Османа убѣгать?
Сумбека мучилась, Сумбека тосковала,
И руки у раба рыдая цѣловала.
Къ толикимъ низостямъ приводитъ нѣжна страсть!
Влекущiй по цвѣтамъ Сумбеку въ стыдъ, въ напасть,
335 Сагрунъ вздыхая рекъ: Нещастная! тобою,
Твоей любовiю, и лютою судьбою,
Разтрогалась душа; подамъ тебѣ совѣтъ;
Но можетъ быть его почтетъ жестокимъ свѣтъ;
Однако гдѣ волна ладью къ скаламъ бросаетъ,
340 Тамъ каждый плаватель себя отъ волнъ спасаетъ.
Ты вѣдаешь, что два, столѣтiя назадъ,
На мертвомъ черепѣ воздвигнутъ здѣшнiй градъ,
Но вмѣсто должныя главы Махометанской,
Обманомъ въ землю скрытъ невольникъ Христiянской;
345 И здѣсь погребена Россiйская глава,
А тѣмъ пророчески нарушены слова,
Которыхъ никогда Сагрунъ не позабудетъ:
Чья будетъ здѣсь глава, того и царство будетъ!
И такъ прейдетъ во власть Россiянъ городъ сей,
350 Коль мы не отвратимъ погибели своей;
Когда пророчества народу не припомнимъ,
И ясныхъ словъ такихъ мы свято не исполнимъ.
Въ вѣщанiяхъ всегда безплотный справедливъ:
Алей во градѣ семъ не долженъ быти живъ.
355 Не мысли, чтобы сей совѣтъ внушала злоба,
Но чаю, твой супругъ не съ тѣмъ возсталъ изъ гроба,
Чтобъ главный нашего отечества злодѣй,
Супругу получилъ и тронъ его, Алей;
Не можно склонну быть ему на мысль такую;
360 Я инако слова пророчески толкую,
И тако думаю, что втайнѣ думалъ онъ,
Для точной пагубы Алея звать на тронъ,
Алей уйдетъ отсель, я то вѣщаю смѣло;
Но не уйдетъ его изъ стѣнъ Казанскихъ тѣло;
365 Махометаниномъ развратникъ сей рожденъ,
И долженъ быть на немъ сей городъ утвержденъ,
Невольничью главу его главой замѣнимъ,
Себя чрезъ то спасемъ, во благо зло премѣнимъ,
Его погибелью Казанцовъ оживимъ,
370 Супругу твоему вниманiе явимъ;
Но, впрочемъ, на моихъ словахъ не утверждайся,
Страдай, крушись, терпи, и браней дожидайся!
Сiе вѣщалъ Сагрунъ, имѣвый тусклый взглядъ;
Свирѣпство отрыгалъ его устами адъ;
375 Коварства у него, что въ сердцѣ обитали,
Невидимую сѣть Сумбекѣ соплетали;
Хотя ослѣплена, хотя была страстна,
Но заразилася свирѣпствомъ и она,
И грознымъ кажду рѣчь сопровождая взоромъ,
380 Ко злобѣ двигнута содѣлалась Раздоромъ;
Онъ крылья разпростеръ, къ темницѣ полетѣлъ,
Нашедъ Османа тамъ, его въ чертогъ привелъ,
И тамъ разсудки ихъ лишивъ съ Сумбекой свѣта,