Собрание сочинений - Страница 23

             Льстецы прибѣжища ко праху не имѣютъ;
             Лишь спятъ на немъ змiи, и только вѣтры вѣютъ.
   125                    О вы, которымъ весь пространный тѣсенъ свѣтъ,
             Которыхъ слава въ брань кровавую зоветъ!
             На прахъ, на тлѣнный прахъ Батыевъ вы взгляните,
             И гордости тщету съ своею соравните,
             Не кровью купленный прославитъ васъ вѣнецъ,
   130          Но славитъ васъ любовь подвластныхъ вамъ сердецъ.

                       Изъ твердыхъ камней тамъ составленна гробница,
             Подъ нею погребенъ несытый кровопiйца,
             Сартакъ, Батыевъ сынъ. Онъ слѣдуя отцу,
             Коснулся Суздальскихъ владѣтелей вѣнцу,
   135          И робость сѣя въ нихъ, противу общихъ правилъ,
             Своихъ начальниковъ по всей Россiи ставилъ.

                       Тамъ въ тлѣнномъ гробѣ спитъ Баркай, Батыевъ братъ,
             Чинившiй горести Россiи многократъ,
             Онъ чувствуя въ войнѣ свое изнеможенье,
   140          Россiянъ принуждалъ себѣ на вспоможенье;
             Но днесь на небесахъ носящъ вѣнецъ златый,
             Отважный Александръ, Князь храбрый и святый,
             До самой крайности ихъ власть не допуская,
             Татаръ не защищать, склонить умѣлъ Баркая.
   145                    Тамъ врановъ слышенъ крикъ, производящiй страхъ,
             Крылами вѣющихъ Менгу-Темировъ прахъ;
             Отмщается ему сiя по смерти рана,
             Которой онъ пресѣкъ дни храбраго Романа.
             Цари! мученья вамъ сулятся таковы,
   150          Подъ видомъ дружества гдѣ зло чините вы.

                       Тамъ видится Узбекъ, лишенный вѣчно свѣта;
             Онъ первый принялъ тму и басни Махомета;
             Россiю угнѣталъ сей Князь во весь свой вѣкъ,
             Онъ имянемъ своимъ Ордынскiй родъ нарекъ.
   155                    Тамъ дремлетъ блѣдный страхъ, на гробѣ возлегая,
             Россiйскаго врага, невѣрнаго Нагая,
             Который въ родственный съ Князьями вшедъ союзъ,
             Уважить не хотѣлъ родства священныхъ узъ,
             Мечемъ и пламенемъ опустошалъ Болгары;
   160          Днесь терпитъ въ адѣ самъ подобные удары.

                       Тамъ видѣнъ изъ земли твой черепъ, Занибекъ;
             О ты, свирѣпый Царь, и лютый человѣкъ
             Который гордаго принудилъ Симеона,
             Искать Россiйскаго твоей рукою трона.
   165          Сей братiевъ родныхъ для царства погубя,
             Усилилъ страшну власть въ Россiи и себя;
             Простерши въ сердце къ ней грабительныя длани,
             На храмы Божiи взложилъ позорны дани:
             Но Богъ, отъ горнихъ мѣстъ бросая смутный взоръ,
   170          Въ отмщенiе послалъ на Орды гладъ и моръ,
             И смерти Ангелъ ихъ гонящъ мечемъ суровымъ,
             Разсыпалъ по брегамъ при Донскимъ и Днепровымъ;
             Являются главы и тлѣнны кости тамъ;
             Мнѣ тѣни предстоятъ ходящи по холмамъ,
   175          Я вижу межъ древесъ стенящаго Хидира,
             Который кроется по смерти отъ Темира.
             Темиръ свирѣпый мечь простеръ въ полночный край,
             Но съ трона свергъ его безвремянно Мамай;
             Мамай какъ будто бы изъ нѣдръ изшедый земныхъ,
   180          Въ Россiю прилетѣлъ со тучей войскъ наемныхъ,
             Къ нему склонилися, измѣны не тая,
             Противъ Димитрiя Россiйскiе Князья;
             Обширныя поля ихъ войски покрывали,
             И рѣки цѣлыя въ походѣ выпивали.
   185          Такую Перскiй Царь громаду войскъ имѣлъ,
             Когда съ угрозами на древнихъ Грековъ шелъ;
             Но лавры жнутъ побѣдъ не многими полками,
             Сбираютъ въ брани ихъ геройскими руками.
             Оставилъ намъ примѣръ отважности такой,
   190          Ко славѣ нашихъ странъ, Димитрiй, Князь Донской;
             Съ Непрядвой онъ смѣшалъ Татарской крови рѣки.
             Мамай ушелъ въ Кафу, и тамъ погибъ на вѣки;
             Но вскорѣ ожививъ вражда Ордынскiй прахъ,
             Повергла съ пламенемъ въ предѣлы наши страхъ;
   195          Хотя Казань не разъ поверженна лежала,
             Но вновь главу поднявъ, злодѣйства умножала;
             Томилися отъ ихъ Россiяне Царей;
             Ей много золъ нанесъ послѣднiй Сафгирей.

                       Ялялась гордая надъ симъ Царемъ гробница.
   200          Едва приближилась къ ней томная Царица,
             Какъ будто въ оный часъ супруга лишена,
             На хладномъ мраморѣ поверглася она;
             Всѣ члены у нее дрожали, разрушались;
             Власы разбилися, и съ прахами смѣшались;
   205          Разитъ себя во грудь, горчайши слезы льетъ,
             Дражайшiй мой супругъ! Сумбека вопiетъ;
             Какой мы лютою разлучены судьбою;
             Но ахъ! достойналь я стенать передъ тобою?
             Я та, которая тебя забыть могла,