Увидишь вскорѣ ты небесный чистый свѣтъ!
Во храмъ пророчества твой Богъ тебя зоветъ,
О Царь мой! избирай изъ двухъ стезю едину,
320 И знай, что я тебя на трудной не покину.
Какъ нектаръ Iоаннъ въ бесѣдѣ сей вкушалъ;
Взявъ руку старцеву къ горѣ онъ поспѣшалъ,
И рекъ: Иду съ тобой на твой совѣтъ въ надеждѣ;
Но сей хотѣлъ склонить ко сну Алея прежде,
325 Дабы единый Царь позналъ судьбу небесъ:
Напитокъ нѣкакiй сопутнику поднесъ,
Который силы въ насъ тѣлесны ослабляетъ,
И вдругъ у дна горы Алея усыпляетъ.
Царю пустынникъ рекъ: Иди, и буди смѣлъ!
330 По томъ на крутизну горы его повелъ;
По дебрямъ провождалъ, держа его рукою,
Въ немъ силы ободривъ бесѣдою такою:
О Царь! вѣщаетъ онъ, себя ты ввѣрилъ мнѣ,
Во мрачной сей нощи, въ незнаемой странѣ;
335 Сумнѣнiемъ твоей души не возтревожилъ,
И тѣмъ вниманiе мое къ тебѣ умножилъ;
Я дружество тебѣ взаимно докажу;
О имени моемъ, о званiи скажу:
Познай во мнѣ того, которому гонитель,
340 И ближнiй сродникъ былъ, усопшiй твой родитель;
Я тотъ, котораго онъ презрилъ родъ и санъ:
Я есмь нещастливый пустынникъ Вассiянъ ,
Но горести мои и слезы я прощаю,
И сыну за отца любовью отомщаю;
345 Не онъ мнѣ былъ врагомъ, враги мои льстецы,
Преобращающи въ колючiй тернъ вѣнцы;
Я былъ гонимъ отъ нихъ. За слезы и терпѣнье,
Душевное теперь вкушаю утѣшенье;
И естьли слушаетъ Господь молитвъ моихъ,
350 Враговъ моихъ проститъ; молюся я за нихъ.
Мнѣ рай, душевный рай, въ пустынѣ отворился;
Я тридесяти лѣтъ въ пустыню водворился;
Здѣсь плачу о грѣхахъ мiрскихъ наединѣ;
Нѣтъ злата у меня, чего бояться мнѣ?
355 Тѣ, кои приключить мнѣ бѣдство уповали,
Тѣ злобствуя, мнѣ жизнь святую даровали…
Гряди! мужайся Царь!… смотри на сихъ змiевъ;
Они, срѣтая насъ, обуздываютъ гнѣвъ;
Здѣсь камни дикiе устроились вратами,
360 Широкiй путь отверзтъ идущимъ тѣснотами;
Кремни содѣлались зеленою травой;
Се награждается, о Царь! мой трудъ и твой;
Пойдемъ!… Идущiе всѣ силы вновь подвигли,
И горныя они вершины вдругъ достигли.
365 Уже по розовымъ они грядутъ цвѣтамъ;
На самой вышинѣ строенье зримо тамъ:
Не марморомъ оно, не кровлею златою,
Оно гордилося прiятной простотою;
Развѣсисты древа стояли близь его,
370 Зеленый зрѣлся холмъ подпорой у него;
Тамъ нѣжилась кругомъ роскошная природа;
Во зданiе сiе не видно было входа.
Водимый тако Царь пустынникомъ, молчалъ;
Но духомъ возмущенъ, смутился и вскричалъ:
375 Я чувствую тщеты со трономъ сопряженны;
Колико предъ Царемъ пустынники блаженны!
Какъ тихая вода, ихъ сладкiй вѣкъ течетъ;
Хощу въ пустынѣ жить! стоная Царь речетъ;
Или, о старче! вынь изъ сердца смертно жало,
380 Меня видѣнiе которымъ поражало;
Оно напастiю грозило мнѣ такой,
Которая уже отъемлетъ мой покой;
Открой судьбину мнѣ! Взглянувый кроткимъ взоромъ,
Пустынникъ ободрилъ Монарха разговоромъ:
385 Уединенiя желаешь ты вотще;
Ты долженъ царствовать до старости еще;
Судьба, которую ничто не умоляетъ,
Короны бремя несть тебя опредѣляетъ;…
Угрозъ сердитаго видѣнья не забудь;
390 Коль хощешь щастливъ быть, Царемъ правдивымъ будь.
Но трудно достигать намъ тайности небесной,
Доколь мы плотiю одѣяны тѣлесной;
Превѣчную судьбу отъ смертнаго очей
Сокрылъ на вѣки Богъ во глубинѣ ночей.
395 Сiяньемъ окруживъ Царя, сiе вѣщаетъ,
И духомъ онъ его на небо возхищаетъ,
Гдѣ животворный огнь, какъ свѣтлый токъ течетъ;
Градъ Божiй указавъ, Вассьянъ Царю речетъ:
Здѣсь пламенны стоятъ во мракѣ Херувимы
400 Стрегущи дверь судебъ, и имъ судьбы не зримы;
Превыше сихъ, гдѣ звукъ небесныхъ слышенъ лиръ,
Неосязаемый, но чувственный есть мiръ;
Сей мiръ блистательный, прiятный и нетлѣнной;
Есть въ Духѣ Божiемъ чертежъ всея вселенной;
405 Тамъ солнца нѣтъ во дни, и нѣтъ луны въ ночи,
Но вѣчно тамъ горятъ Всевышняго лучи.
Се! зришь обители, которыя Содѣтель